Православный рассказ для детей
Когда я был маленьким, бабушка часто водила меня в Церковь. В воскресенье мы поднимались рано утром, срезали на клумбе свежие цветы, наполняли корзинку фруктами со своего огорода, и шли по длинной косой улице которая, прямиком выводила к церковной ограде. Войдя в Церковь, бабушка первым делом выкладывала из корзинки продукты на поминальный стол, потом устанавливала цветы в одну из больших ваз перед какой-нибудь иконой и занимала свое обычное место перед Николушкой Чудотворцем.
Помню, как услышав бабушкин рассказ, я едва не лишился чувств от страха. Ведь мне уже тогда было известно, что Господь наш Всеведущ, а значит, Он видит все наши дела и мысли, добрые и злые, и даже самые крошечные, на первый взгляд незначительные шалости. Мама, конечно на эту историю не обратила никакого внимания, а вот я стал бояться Бога. И страх этот становился тем сильнее, чем ближе мы с Ним соприкасались. Например, глядя на иконы, которые висели у бабушки в доме, я несознательно стался опускать глаза, вспоминая о съеденной до обеда конфете, или о том, как стрелял в кота Барсика виноградинами. Особенно же плохо мне было в Церкви. Другие ребята шептались, негромко хихикали и радостно водружали ароматные восковые свечи на положенные для них места. А вот я все делал точно и сухо, опасаясь страшной неведомой кары, которая могла застигнуть меня запертым дома, точно также, как и детей той несчастной женщины.
Со стороны все считали меня очень сознательным и ответственным мальчиком. Мне часто поручали разные важные дела. Например, передать записки в алтарь, подать священнику кадило, сходить в кухню за просфорами. Раз поднимаюсь я с подносом полным новоиспеченных просфор по порожкам, и вдруг боковая дверь храма открывается и на меня со всего разбегу налетает какой-то сорванец. Я даже имени его не знал, потому что видел-то всего пару раз на службе. Лечу я значит вниз, и поднос с просфорами тоже летит. Отдельно, конечно. А сорванец, нет, чтоб помочь мне. Как ни в чем не бывало, разворачивается – и поминайте, как звали.
Сижу я на земле. Мне и больно и обидно, и более всего страшно. Одно дело, конфеты до обеда воровать и совсем другое – просфоры испортить. А тогда лето было, погода сухая стояла. Просфоры упали на землю и совсем не испачкались. То есть, собери обратно на поднос – никто и не узнает. Мне бы позвать кого-то, да признаться. Но вместо этого, я просфоры зачем-то на поднос сложил и в Церковь принес.
В самом деле, происшествие это осталось никем не замеченным. Служба закончилась, люди разобрали просфоры и разошлись. Мы с бабушкой тоже домой пошли.
Вот иду я по дороге и так мне страшно, что хоть ложись и помирай. Кругом чудится кара небесная. А как домой пришли – вообще: на меня и крыша валится, и еда поперек горла встает, и болезни разные смертельные проявляются. Хотел я бабушке рассказать обо всем. Но стыдно. Кое-как пережил ночь, а наутро отпросился погулять и побежал в Церковь. Мне тогда только седьмой год шел, так что к исповеди меня еще не приглашали, иначе я б по форме покаялся.
Прибегаю я, значит, в Церковь. Утро понедельника. Священника, конечно же нет. Есть только бабулька на свечах. А отец Евгений, наш сельский батюшка жил тут же в домике при Церкви. Я говорю:
— Ой, не могу, помираю. Позовите мне батюшку.
Старушка поворчала, что, мол, зазря священника от дел отвлекать, но все-таки позвала его.
Вот пришел отец Евгений. Забрал меня с собой в маленькую комнатку – библиотеку. Усаживает на стульчик и слушает. А у меня уже истерика, слезы из глаз в три ручья. Говорю:
— Не хочу помирать молодым!
Батюшка, строго:
— Хоть тебе и нет еще семи лет, чадо, нужно покаяться.
Ну я и покаялся. Рассказал все про просфоры, а еще прибавил, что страшно боюсь Бога и не хочу погореть, как у той тетеньки дети.
Отец Евгений серьезным сделался. Подробно меня расспросил, кто мне такую страшилку рассказал, а потом и поясняет:
— Если бы Бог наш так каждого карал, и верующего, и неверующего, на Земле людей бы овсем не осталось. Вот представь, тебе говорят, что во дворе такого-то дома есть злая собака, которая всех и каждого готова в клочки разорвать. Ты что сделаешь?
Я не задумываясь ответил:
— Конечно же никогда не пойду в тот двор.
— А если тебе скажут, что собака эта может только на одного человека напасть. То есть, например, одного разорвет, а других уже не тронет.
— Все равно не пойду, — настаивал я. Кому ж хочется, чтоб его собака разорвала?
Отец Евгений улыбнулся:
— Знаешь, а ведь я тоже, наверное, не пошел бы к той собаке. – он помолчал, а потом продолжил, — Но вот Господь наш, точно также, зная, что Его предадут нечеловеческим мукам, не задумываясь пошел на свой крест. И ради добрых, и ради злых. Ради всех людей в мире, большая часть из которых в Него так никогда и не уверовала.
Я задумался:
— Получается, что Ему было всех их очень жалко?
— Получается, что так. А теперь скажи мне, может ли Тот, Кто способен на такую безграничную жалость к людям, сделать им что-то плохое?
Я чуть не разревелся снова. (Пишу это сейчас и думаю, каким же ревой-каревой я был-то в свои неполные семь лет!) Мне стало так тошно от того, что я столько времени боялся Бога. А ведь Он, ради всех и ради меня претерпел свои страдания. Значит Он совсем не злой, а даже наоборот – очень добрый, самый добрый на свете.
И с этого дня жизнь моя юная кардинально переменилась. Нет, я не стал безнаказанно веселиться в Церкви вместе с другими ребятами и совершать иные шалости. Я был все также сдержан в своих действиях и мыслях. Только теперь мне было страшно не от того, что я мог получить какую-то там неизвестную кару. Я просто очень боялся обидеть дорого моему сердцу и любящего Бога.
Читать также:
