Взял да и съел один всё зёрнышко.
Узнала про то мышь и не захотела больше дружить с воробьем.
— Давай, — кричит, — давай, вор-воробей, драться, не на живот, а на смерть! Ты собирай всех птиц, а я соберу всех зверей. Дня не прошло, а уж собралось на поляне войско звериное. Собралось и войско птичье. Начался великий бой, и много пало с обеих сторон.
Куда силён звериный народ! Кого когтем цапнет, — глядишь, и дух вон! Да птицы-то не больно поддаются, бьют всё сверху. Иной бы зверь и ударил и смял птицу — так она сейчас в лёт пойдёт. Смотри на неё, да и только!
В том бою ранили орла. Хотел он подняться ввысь, да силы не хватило. Только и смог взлететь на сосну высокую. Взлетел и уселся на верхушке.
Окончилась битва. Звери по своим берлогам и норам разбрелись. Птицы по гнёздам разлетелись. А он сидит на сосне, избитый, израненный, и думает, как бы назад воротить свою прежнюю силу.
А на ту пору охотник мимо шёл. День-деньской ходил он по лесу, да ничего не выходил. Эхма, — думает, — видно ворочаться мне нынче домой с пустыми руками». Глядь, сидит на дереве орел. Стал охотник под него подходить, ружьецо на него наводить. «Какая ни есть, а всё добыча», — думает. Только прицелился, говорит ему орёл человечьим голосом:
— Не бей меня, добрый человек! Убьёшь, мало будет прибыли. Лучше живьём меня возьми да прокорми три года, три месяца и три дня. А я, как наберусь силушки, да отращу крылышки, добром тебе заплачу.
«Какого добра от орла ждать?» — думает охотник, и прицелился в другой раз.
А раненый орёл опять просит:
— Не бей меня, добрый человек! В некое время я тебе пригожусь.
Не верит охотник и в третий раз ружьё подымает. В третий раз просит его орёл:
— Не бей меня, добрый молодец, а возьми к себе, выходи да вылечи! Не сделал я тебе никакого худа, а за добро добром заплачу.
Сжалился охотник, взял орла и понёс домой.
— Ну, добрый человек, — говорит ему орёл дорогою, — день-деньской ходил ты, да ничего не выходил. Бери теперь свой острый нож и ступай на поляну. Была у нас там битва великая со всяким зверьём, и много мы того зверья побили. Будет и тебе поживишка немалая.
Пошёл охотник на поляну, а там зверья побитого видимо-невидимо. Куницам да лисицам счёту нет. Отточил он нож на бруске, поснимал звериные шкуры, свёз в город и продал недёшево. На те деньги накупил хлеба в запас и насыпал с верхом три закрома — на три года хватит.
Проходит один год — опустел один закром. Велит орёл охотнику везти его на то самое место, где сосна высокая стоит.
Оседлал охотник коня и привёз орла на то место.
Взвился орёл за тучи и с разлёту ударил грудью в дерево — раскололось дерево надвое.
— Ну, охотник, — говорит орёл, — не собрался я ещё с прежней силою. Корми меня и другой год.
День да ночь — сутки прочь. Другой год миновал, другой закром опустел. Опять привёз охотник орла в лес, к высокой сосне. Взвился орёл за тёмные тучи, разлетелся сверху и ударил грудью в дерево. Раскололось дерево на четыре части.
— Видно, придётся тебе, добрый молодец, ещё годок кормить меня. Не собрался я с прежней силою.
Вот прошло три года, три месяца и три дня. Во всех закромах пусто стало. Говорит орёл охотнику:
— Вези меня опять на то самое место, к высокой сосне.
Послушался охотник, привёз орла к высокой сосне.
Взвился орёл выше прежнего, сильным вихрем ударил сверху в самое большое дерево — и расшиб его в щепки с верхушки до корня. Так весь лес кругом и зашатался.
— Спасибо тебе, добрый молодец! Теперь воротилась ко мне сила прежняя. Бросай-ка ты лошадь да садись на крылья ко мне. Понесу я тебя на свою сторону и расплачусь с тобой за всё добро.
Сел охотник орлу на крылья. Полетел орел на синее море и поднялся высоко-высоко.
— Посмотри, — говорит, — на сине море: велико ли?
— С колесо, — отвечает охотник.
Тряхнул орёл крыльями и сбросил охотника вниз. Дал ему спознать смертный страх и подхватил, не допустя до воды. Подхватил и поднялся с ним ещё выше:
— Посмотри-ка теперь на сине море: велико ли?
— С куриное яйцо, — отвечает охотник.
Тряхнул орёл крыльями и опять сбросил охотника вниз. Над самой водой подхватил его и поднялся вверх ещё повыше прежнего:
— Ну, теперь посмотри на сине море: велико ли?
— С маковое зёрнышко.
В третий раз встряхнул орёл крыльями и сбросил охотника с поднебесья, да опять-таки не допустил до воды, подхватил на крылья и спрашивает:
— Что, добрый молодец, узнал, каков смертный страх?
— Узнал, — говорит охотник. — Я уж думал, конец мой пришёл.
— Вот и я так думал, как ты на меня ружьё наводил. Ну, теперь мы с тобой за зло рассчитались. Давай добром считаться.
Полетели они на берег. Летели-летели, близко ли, далёко ли — видят: середь поля медный столб стоит, как жар горит. Пошёл орёл книзу.
— А ну, охотник, — говорит, — прочитай-ка, что на столбе написано.
Прочитал охотник: «За этим столбом медный город есть — на двадцать пять вёрст вдоль и вширь».
— Ступай в медный город, — говорит орёл. — Тут живёт сестра моя старшая. Кланяйся ей и проси у неё медный ларчик с медными ключиками. А другого ничего не бери — ни злата, ни серебра, ни каменья самоцветного.
Пошёл охотник в медный город к царице Медянице, Орловой сестрице.
— Здравствуй, государыня! Братец твой поклон тебе посылает.
— Да откуда ж ты братца моего знаешь?
— Так и так… Кормил я его, больного, раненого, целых три года, три месяца и три дня.
— Спасибо, добрый человек. Вот же тебе злато, серебро, каменье самоцветное. Бери сколько душе угодно.
Ничего не берёт охотник, только просит у царицы медный ларчик с медными ключиками.
— Нет, голубчик! Не тот сапог да не на ту ногу надеваешь. Дорого стоит мой ларчик.
— А дорого, так мне ничего не надобно.
Поклонился охотник, вышел за городские ворота и рассказал орлу всё как есть.
Рассердился орел, подхватил охотника и полетел дальше. Летит — шумит по поднебесью.
— А ну посмотри, добрый молодец, что позади и что впереди деется?
Посмотрел охотник и говорит:
— Позади пожар горит, впереди цветы цветут.
— То медный город горит, а цветы цветут в серебряном.
Опустился орёл середь поля у серебряного столба. Велит охотнику надпись читать. Прочитал охотник: «За этим столбом стоит город серебряный — на пятьдесят вёрст вдоль и вширь».
— Здесь живёт моя средняя сестра, — говорит орёл. — Проси у неё серебряный ларчик с серебряными ключиками. Пошёл охотник в город прямо к царице, Орловой сестрице. Рассказал ей, как жил у него три года, три месяца и три дня братец её, недужный, раненый, как холил он его, поил, кормил, в силу приводил. И попросил за всё за это серебряный ларчик и серебряные ключики.
— Нет, — говорит царица, — не тот кусок хватаешь: не ровён час — подавишься. Бери сколько хочешь злата, серебра, каменья самоцветного, а ларчик мой дорого стоит.
Ушёл охотник из серебряного города и рассказал орлу всё как есть.
Рассердился орёл, подхватил охотника на крылья широкие и полетел с ним прочь.
Опять летит по поднебесью:
— А ну-ка, добрый молодец, что позади и что впереди?
— Позади пожар горит, впереди цветы цветут.
— То горит серебряный город, а цветы цветут в золотом.
Опустился орёл середь поля, у золотого столба. Велит охотнику надпись читать.
Прочитал охотник: «За этим столбом золотой город стоит — на сто вёрст вширь и вдоль».
— Ступай туда, — говорит орёл. — В этом городе живёт моя меньшая сестра. Проси у неё золотой ларчик с золотыми ключиками.
Пошёл охотник прямо к царице, Орловой сестрице. Рассказал, что знал, и попросил золотой ларчик с золотыми ключиками.
Послушала его царица, подумала, головой покачала.
— Дорог мой ларчик, — говорит, — а брат дороже.
Пошла и принесла охотнику золотой ларчик с золотыми ключиками.
Взял охотник дорогой подарок, поклонился царице и вышел за городские ворота.
Увидал орёл, что дружок его не с пустыми руками идёт, и говорит:
— Ну, братец, ступай теперь домой да смотри, не отпирай ларчика, пока до своего двора не дойдёшь.
Сказал и улетел.
Пошёл охотник домой. Долго ли, коротко ли — подошёл он к синему морю. Захотелось ему отдохнуть. Сел он на бережок, на жёлтый песок, а ларчик рядом поставил. Смотрел, смотрел — не вытерпел и отомкнул. Только отпер — откуда ни возьмись, раскинулся перед ним золотой дворец, весь изукрашенный. «Появились слуги многие: «Что угодно? Чего надобно?» Охотник наелся, напился, и спать повалился.
Вот и утро настало. Надо охотнику дальше идти. Да не тут-то было! Как собрать дворец в ларчик по-прежнему? Думал он, думал, ничего не придумал. Сидит на берегу, горюет. Вдруг видит, поднимается из воды человек: борода — по пояс, волоса — до пят. Стал на воде и говорит:
— О чём горюешь, добрый молодец?
— Ещё бы не горевать! — отвечает охотник. — Как мне собрать большой дворец в малый ларец?
— Пожалуй, помогу я твоему горю, соберу тебе дворец в малый ларец, только с уговором: отдай мне, чего дома не знаешь.
Призадумался охотник: «Чего бы это я дома не знал? Кажись, всё знаю». Взял да и согласился.
— Собери, — говорит, — сделай милость. Отдам тебе, чего дома не знаю.
Только вымолвил слово, а уж золотого дворца нет как не бывало. Стоит охотник на берегу один-одинёшенек, а возле него золотой ларчик с золотыми ключиками.
Поднял он свой ларчик и пустился в дорогу.
Долго ли, коротко ли — воротился в родной край. Заходит в избу, а жена несёт ему младенца, что без него родился.
«Так вот, — думает охотник, — чего я дома не знал!» И крепко приуныл, пригорюнился.
— Свет ты мой, — жена говорит, — скажи, о чём горьки слёзы ронишь?
— От радости, — отвечает.
Побоялся сказать ей правду, что рано ли, поздно ли, а придётся сына невесть кому отдавать. После того вышел во двор, открыл свой ларчик золотой — раскинулся перед ним большой дворец, хитро изукрашенный. Появились слуги многие. Расцвели сады, разлились пруды. В садах птички поют, в прудах рыбки плещутся. И стал он с женою да сыном жить-поживать, добро наживать.
Прошло лет с десяток, и поболе того. Растёт сынок у охотника, как тесто на опаре всходит, — не по дням, а по часам. И вырос большой: умён, пригож, молодец молодцом.
Вот как-то раз пошёл отец по саду погулять. Гулял он, гулял и вышел к реке.
В то самое время поднялся из воды прежний человек: борода — по пояс, волоса — до пят. Стал на воде и говорит:
— Что ж ты, обещать скор и забывать скор? Припомни-ка, ведь ты должен мне.
Воротился охотник домой темней тучи и говорит жене:
— Сколько ни держать нам при себе нашего Иванушку, а надобно отдать. Дело неминучее. Взял он сына, вывел за околицу и оставил одного.
Огляделся Иванушка кругом, увидал тропинку и пошёл по ней — авось куда и приведёт. И привела его тропинка в дремучий лес. Пусто кругом, не видать души человеческой. Только стоит избушка одна-одинёшенька, на курьей ножке, об одном окошке, со крутым крыльцом. Стоит, сама собой повёртывается.
— Избушка, избушка, — говорит Иван, — стань к лесу задом, ко мне передом.
Послушалась избушка, повернулась, как сказано, — к лесу задом, к нему передом.
Поднялся Иванушка на крутое крыльцо, отворил дверь скрипучую. Видит: сидит в избушке Баба-яга, костяная нога. Сидит она в ступе, в заячьем тулупе. Поглядела на Иванушку и говорит:
— Здравствуй, добрый молодец. Откуда идёшь, куда путь держишь? Дело пытаешь али от дела лытаешь?
— Эх, бабушка! Напои, накорми да потом и расспроси.
Она его напоила, накормила, и рассказал ей Иванушка про всё без утайки.
— Плохо твоё дело, добрый молодец, — говорит Баба-яга. — Отдал тебя отец водяному царю. А царь водяной крепко гневается, что долго ты к нему не показывался. Ладно ещё, что по пути ты ко мне зашёл, а то бы тебе и живому не бывать. Да уж так и быть — слушай, научу тебя. Ступай-ка ты дале по той же тропочке, что ко мне привела, через леса, через овраги, через крутые горы. Под конец дойдёшь до двоих ворот.
Справа — ворота и слева — ворота. Не ходи в те, что на засов заперты, иди в те, что на замок замкнуты. Постучи три раза, и ворота сами отворятся. За воротами — сад-виноград, а в саду — пруд-изумруд, а в пруду двенадцать сестёр купаются. Обратились они серыми уточками, ныряют, плещутся, а платья их на берегу лежат. Одиннадцать вместе, а двенадцатое — особо, в сторонке. Возьми ты это платьице и спрячься. Вот выйдут из воды сестрицы, оденутся, да и прочь пойдут.
Одиннадцать-то пойдут, а двенадцатая станет плакать, одёжу свою искать. Не найдёт и скажет: «Отзовись! Кто моё платье взял, тому дочкой покорной буду!» А ты молчи. Она опять скажет: «Кто моё платье взял, тому сестрицей ласковой буду!» Ты всё молчи. Тогда она скажет: «Кто моё платье взял, тому женою верною буду!» Как услышишь такие слова, отзовись и отдай ей платье. А что дале будет, про то не скажу. Сам узнаешь и мне расскажешь…
Поклонился Иван Бабе-яге, попрощался с ней и пошёл по тропинке. Долго ли, коротко ли, вёдром ли, погодкой ли — дошёл до двоих ворот. Отворились перед ним ворота, и увидел он сад-виноград, а в саду — пруд-изумруд, а в пруду серые уточки купаются. По сказанному, как по писаному!
Подкрался Иванушка и унёс то платьице, что в сторонке лежало. Унёс и схоронился за деревом.
Вышли уточки из воды, обратились девицами — одна другой краше. А младшая, двенадцатая, всех лучше, всех пригожее. Оделись одиннадцать сестёр и прочь пошли. А младшая на берегу осталась, ищет платье своё, плачет — не может найти. Вот и говорит она:
— Скажись, отзовись, кто моё платье взял! Буду тебе дочкой покорною!
Не отзывается Иван.
— Буду тебе сестрицей ласковой!
Молчит Иван.
— Буду тебе женой верною!
Тут вышел Иван из-за дерева:
— Бери своё платье, красна девица.
Взяла она платье, а Иванушке дала золотое колечко обручальное.
— Ну скажи мне теперь, добрый молодец, как тебя по имени звать и куда ты путь держишь?
— Родители Иваном звали, а путь держу к царю морскому — хозяину водяному.
— Вот ты кто! Что ж долго не приходил? Батюшка мой, хозяин водяной, крепко на тебя гневается. Ну, ступай по этой дороге — приведёт она тебя в подводное царство. Там и меня найдёшь. Я ведь подводного царя дочка — Василиса Премудрая.
Обернулась она опять уточкой и улетела от Ивана. А Иван пошёл в подводное царство.
Приходит — смотрит: и там свет такой, как у нас; и там поля и луга, и рощи зелёные, и солнышко греет, и месяц светит. Призвали его к морскому царю. Закричал морской царь:
— Что так долго не бывал? Не за твою вину, а за отцовский грех вот тебе служба невеликая: есть у меня пустошь на тридцать вёрст вдоль и поперёк, одни рвы, буераки да каменье острое. Чтобы к завтрему было там, как ладонь, гладко, и была рожь посеяна, и выросла за ночь так высока и густа, чтобы галка схорониться могла. Сделаешь — награжу, не сделаешь — голова с плеч!
Закручинился Иванушка, идёт от царя невесел, ниже плеч голову повесил.
Увидала его из терема высокого Василиса Премудрая и спрашивает:
— О чём, Иванушка, кручинишься?
Отвечает ей Иван:
— Как не кручиниться! Приказал мне твой батюшка за одну ночь сровнять рвы, буераки и каменье острое, а пустошь рожью засеять, и чтобы к утру та рожь выросла и могла в ней галка спрятаться.
— Это ещё не беда — беда впереди будет! Ложись-ка спать. Утро вечера мудренее.
Послушался Иван, лёг спать. А Василиса Премудрая вышла на крылечко и крикнула громким голосом:
— Гей вы, слуги мои верные! Ровняйте рвы глубокие, сносите каменье острое, засевайте поле рожью отборною, чтобы к утру поспело!
Проснулся на заре Иванушка, глянул — всё готово. Нет ни рвов, ни буераков. Стоит поле, как ладонь, гладкое, и колышется на нём рожь, да такая густая и высокая, что галка схоронится.
Пошёл к морскому царю с докладом.
— Ну, спасибо тебе, — говорит морской царь. — Сумел ты мне службу сослужить. Вот тебе и другая работа: есть у меня триста скирдов, в каждом скирду — по триста копен, всё пшеница белоярая. Обмолоти ты мне к завтрему всю пшеницу чисто-начисто до единого зёрнышка. А скирдов не ломай и снопов не разбивай. Коли не сделаешь — голова с плеч долой!
Пуще прежнего закручинился Иван. Идёт по двору невесел, ниже плеч голову повесил.
— О чём горюешь, Иванушка? — спрашивает его Василиса Премудрая.
Рассказал ей Иван про новую свою беду.
— Это ещё не беда — беда впереди будет. Ложись-ка спать. Утро вечера мудренее.
Лёг Иван. А Василиса Премудрая вышла на крылечко и закричала громким голосом:
— Гей вы, муравьи ползучие! Сколько вас на белом свете ни есть — все ползите сюда и повыберите зерно из батюшкиных скирдов чисто-начисто до единого зёрнышка.
Поутру зовёт к себе Ивана морской царь:
— Сослужил службу, сынок?
— Сослужил, царь-государь.
— Пойдём поглядим.
Пришли на гумно — все скирды стоят нетронуты. Пришли в житницы — все закрома зерном полнёхоньки.
— Ну, спасибо, брат, — говорит морской царь. — Сослужил ты мне и другую службу. Вот же тебе и третья — это уж будет последняя: построй мне за ночь церковь из воску чистого, чтобы к утренней заре готова была. Сделаешь — выбирай любую из дочек моих, сам в эту церковь венчаться пойдёшь. Не сделаешь — голову долой!
Опять идёт Иван по двору и слезами умывается.
— О чём горюешь, Иванушка? — спрашивает его Василиса Премудрая.
— Как не горевать! Приказал мне твой батюшка за одну ночь построить церковь из воску чистого.
— Ну, это ещё не беда — беда впереди будет. Ложись-ка спать. Утро вечера мудренее.
Послушался Иван, лёг спать, а Василиса Премудрая вышла на крыльцо и закричала громким голосом:
— Гей вы, пчёлы работящие! Сколько вас на белом свете ни есть — все летите сюда! Слепите мне из воску чистого церковь высокую, чтобы к утренней заре готова была, чтобы к полудню мне в ту церковь венчаться идти.
Поутру встал морской царь, глянул в окошко — стоит церковь из воску чистого, так и светится на солнышке.
— Ну, спасибо тебе, добрый молодец! Каких слуг у меня ни было, а никто не сумел лучше тебя угодить. Есть у меня двенадцать дочерей — выбирай себе в невесты любую. Угадаешь до трёх раз одну и ту же девицу, будет она тебе женой верною. Не угадаешь — голову с плеч!
«Ну, это дело не трудное», — думает Иванушка. Идёт от царя, сам усмехается.
Увидела его Василиса Премудрая, расспросила про всё и говорит:
— Уж больно ты прост, Иванушка! Задача тебе дана не лёгкая. Обернёт нас батюшка кобылицами и заставит тебя невесту выбирать. Ты смотри — примечай: на моей уздечке одна блёсточка потускнеет. Потом выпустит он нас голубицами. Сестры будут тихохонько гречиху клевать, а я нет-нет да взмахну крылышком. В третий раз выведет он нас девицами — одна в одну и красой и статью, и волосом и голосом. Я нарочно платочком махну. По тому меня и узнавай.
Как сказано, вывел морской царь двенадцать кобылиц — одну в одну — и поставил в ряд.
— Любую выбирай!
Поглядел Иван зорко, видит: на одной уздечке блёсточка потускнела. Схватил за ту уздечку и говорит:
— Вот моя невеста!
— Дурную берёшь! Можно и получше выбрать.
— Ничего, мне и эта хороша.
— Выбирай в другой раз.
Выпустил царь двенадцать голубиц — перо в перо — и насыпал им гречихи.
Приметил Иван, что одна голубка всё крылышком потряхивает, и хвать её за крыло:
— Вот моя невеста!
— Не тот кус хватаешь — скоро подавишься. Выбирай в третий раз!
Вывел царь двенадцать девиц — одна в одну и красой и статью, и волосом и голосом. Нипочём бы не узнать, да одна из них платочком махнула. Схватил её Иван за руку:
— Вот моя невеста!
— Ну, братец, — говорит морской царь, — я хитёр, а ты ещё похитрей меня, — и отдал за него Василису Премудрую замуж.
Ни много, ни мало прошло времени — стосковался Иван по своим родителям, захотелось ему на святую Русь.
— Что не весел, муж дорогой? — спрашивает Василиса Премудрая.
— Ах, жена моя любимая, видел я во сне отца с матерью, дом родной, сад большой, а по саду детки бегают. Может, то братья мои да сестры милые, а я их наяву и не видывал.
Опустила голову Василиса Премудрая:
— Вот когда беда пришла! Если уйдём мы, будет за нами погоня великая. Сильно разгневается морской царь, лютой смерти нас предаст. Да делать нечего, надо ухитряться.
Смастерила она трёх куколок, посадила по углам в горнице, а дверь заперла крепко-накрепко. И побежали они с Иванушкой на святую Русь.
Вот утром ранёхонько приходят от морского царя посланные — молодых подымать, во дворец к царю звать.
Стучатся в двери:
— Проснитеся, пробудитеся! Вас батюшка зовёт.
— Ещё рано, мы не выспались, — отвечает одна куколка.
Час прошёл, другой прошёл — опять посланный в дверь стучит:
— Не пора-время спать, пора-время вставать!
— Погодите. Вот встанем да оденемся, — отвечает другая куколка.
В третий раз приходят посланные: царь-де морской гневается, зачем они так долго прохлаждаются.
— Сейчас будем, — говорит третья куколка.
Подождали, подождали посланные и давай опять стучаться. Нет отзыва, нет отклика.
Выломали они дверь. Глядят, а в тереме пусто, только куклы по углам сидят. Доложили про то морскому царю. Разгневался он и послал во все концы погоню великую.
А Василиса Премудрая с Иванушкой уже далеко-далеко. Скачут на борзых конях без остановки, без роздыху.
— Ну-ка, муж дорогой, припади к сырой земле да послушай: нет ли погони от морского царя?
Соскочил Иван с коня, припал ухом к земле и говорит:
— Слышу я людскую молвь и конский топ.
— Это за нами гонят! — говорит Василиса Премудрая и оборотила коней зелёным лугом, Ивана — старым пастухом, а сама сделалась кудрявою овечкою.
Наезжает погоня:
— Эй, старичок, не проскакал ли здесь добрый молодец с красной девицей?
— Нет, люди добрые, — отвечает. — Сорок лет пасу я на этом месте — ни одна птица мимо не пролётывала, ни один зверь мимо не прорыскивал.
Воротилась погоня назад:
— Царь-государь, никого мы в пути не наехали. Видели только — пастух овечку пасёт.
Разгневался морской царь, закричал громким голосом:
— Эх вы, недогадливые! Скачите вдогон. Привезите мне овечку, а пастух и сам придёт.
Поскакала погоня царская. А Иван с Василисой Премудрой тоже не мешкают — торопят коней. Полдороги позади лежит, полдороги впереди стелется. Говорит Василиса Премудрая:
— А ну, муж дорогой, припади к земле да послушай: нет ли погони от морского царя?
Слез Иван с коня, припал ухом к земле и говорит:
— Слышу я конский топ и людскую молвь.
— Это за нами гонят! — говорит Василиса Премудрая.
Сама сделалась часовенкой, коней оборотила деревьями, а Иванушку — стареньким попом. Вот наезжает на них погоня:
— Эй, батюшка, не проходил ли мимо пастух с овечкою?
— Нет, люди добрые. Сорок лет я в этой часовне служу — ни одна птица мимо не пролётывала, ни один зверь не прорыскивал.
Повернула погоня назад:
— Царь-государь, не нашли мы пастуха с овечкою! Только в пути и видели, что часовню да попа старого.
Пуще прежнего разгневался морской царь:
— Эх вы, малоумные! Вам бы часовню разломать да сюда привезти, а поп и сам бы пришёл.
Снарядился он, вскочил на коня и поскакал вдогон за Иваном и Василисой Премудрою.
А те уж далеко уехали. Почитай, вся дорога позади лежит. Вот опять говорит Василиса Премудрая:
— Муж дорогой, припади к земле: не слыхать ли погони?
Слез Иван с коня, припал ухом к сырой земле и говорит:
— Дрожит земля от топота конского.
— Это сам царь морской скачет! — говорит Василиса, Премудрая. И сделалась речкою. Коней оборотила речной травой, а Ивана — окунем.
Прискакал морской царь. Поглядел да сразу и узнал, что за речка течёт, что за окунь в воде плещется.
Усмехнулся он и говорит:
— Коли так, будь же ты речкою ровно три года. Летом пересыхай, зимой замерзай, по весне разливайся!
Повернул коня и поскакал обратно в своё подводное царство. Заплакала речка, зажурчала:
— Муж мой любимый, надо нам расстаться! Ступай ты домой, да смотри никому целовать себя не позволяй, кроме отца с матерью. А коли поцелует тебя кто — забудешь меня.
Пришёл Иван домой, а дому не рад. Поцеловался с отцом, с матерью, а больше ни с кем: ни с братом, ни с сестрою, ни с кумом, ни с кумою. Живёт, ни на кого не глядит.
Вот и год прошёл, и два, и третий к концу подходит.
Лёг как-то раз Иванушка спать, а дверь позабыл запереть. Зашла в горницу сестра его меньшая, увидала, что он спит, наклонилась и поцеловала его.
Проснулся Иван — ничего не помнит. Всё забыл. Забыл и Василису Премудрую, словно и в мыслях не бывала. А через месяц просватали Ивана и начали свадьбу готовить.
Вот как стали пироги печь, пошла одна девка по воду, наклонилась к речке — воды зачерпнуть, да так и обмерла. Глядит на неё снизу — глаза в глаза — девица-красавица.
Побежала девка домой, рассказала встречному-поперечному про такое чудо. Прошли все на реку, да только никого не нашли. И речка пропала — не то в землю ушла, не то высохла.
А как вернулись домой, видят: стоит на пороге девица-красавица.
— Я, — говорит, — помогать вам пришла. Свадебные пироги печь буду.
Замесила она тесто круто, слепила двух голубков и посадила в печь:
— Угадай-ка, хозяюшка, что с этими голубками будет?
— А что будет? Съедим их — и всё тут.
— Нет, не угадала.
Открыла девица печь, и вылетели оттуда голубь с голубкою. Сели на оконца и заворковали. Говорит голубка голубку:
— Что ж ты, забыл, как была я овечкою, а ты пастухом?
— Забыл, забыл.
— Что ж ты, забыл, как была я часовенкой, а ты попом?
— Забыл, забыл.
— Что ж ты, забыл, как была я речкою, а ты окуньком?
— Забыл, забыл.
— Коротка же у тебя память, голубок! Забыл ты меня, как Иванушка Василису Премудрую.
Услыхал эти слова Иванушка и всё припомнил. Взял он Василису Премудрую за руки белые и говорит отцу с матерью:
— Вот жена моя верная. А другой мне не надобно.
— Ну, коли есть у тебя жена, так совет вам да любовь!
Новую невесту одарили и домой отпустили.
А Иванушка с Василисою Премудрою стали жить-поживать, добра наживать, лиха избывать.<!—googleon: index—><!—/noindex—>
