Сказка про зиму для детей
Как обживали…
От самого дремучего леса до берегов реки Беглянки, той самой, куда в старину бежали от своих господ крепостные крестьяне, протянулось большое добротное село. Жители его – народ трудолюбивый и покладистый, год за годом возводили свои саманные хатки, пахали, жали, сеяли, приручали диких коней, коих и в наш век еще можно встретить в здешних краях, стреляли птицу, а иногда и на медведя хаживали.
Улицы в селе формировались не сразу. Точнее их не формировали вовсе. Прибёг из Черноземья крестьянин Ванька посыльный, поставил дом. Дальше за ним Полташка Алферов сын, Семен кузнец и другие. Вот и появились улицы – Посыльная, Алферова и Кузнецкая.
Посреди села стояла большая колокольня. Уж и неизвестно кем поставленная. Много в простонародье о ней сказывалось, да разве всему поверишь? Доподлинно только то, что глазу видно – на верхушке колокольни колокол висел, старинный, стольки-то пудовый, что ежели все мужики села разом возьмутся этот колокол волоком тащить, так веревки у них оборвутся, а с места эдакую махину не сдвинут.
Заезжий купец
Раз, дело было в мае, самое жаркое время у рабочего люда. Проезжал через село купец знатный, а с ним мужик крючковатый с плешивой бородкой. Остановились на постоялом дворе. Поели, попили, лошадей с дороги заморенных в чувства привели и стали разговоры разговаривать. Точнее купец стал, а плешивый точно вошь у него за спиной подшептывает и подначивает:
— Хорошее у вас село, — говорит купец. – Земли тут предостаточно, лес, река рядом. Только господ ваших не видать.
— Так и нету их, господ-то, — отвечают ему. – Сами мы себе господа.
Удивился купец, а плешивый ему все на ухо шепчет да шепчет. Говорит купец:
— Ну, раз нету, стало быть, я себя вашим хозяином объявляю. Будете мне подчиняться, добро свое безвозмездно передадите, а я вам за то стану жалованье платить.
Усмехнулись крестьяне:
— Да на кой ты нам нарисовался, хозяин такой? Сто лет без тебя жили и еще столько же проживем.
Купец аж позеленел от такой дерзости. В этот момент зазвонил колокол на колокольне. Крестьяне шапки сняли, глаза долу опустили, стоят смиренно слушают, пока отпоет пудовый.
А купец тем временем с плешивым сговаривается. Недоброе замышляет. Как благовест отголосил, мужики шапки надели и расходиться собрались:
— Так значит, не признаете меня над собой головою? – с улыбкой снова спрашивает купец.
— Ишь чего удумал! — отвечают ему, — ехал бы ты отсюда подобру-поздорову. Места у нас здесь глухие, так и сгинуть недолго.
— Ну ладно, — говорит купец. А плешивый за ним хихикает, — я-то поеду, только колокол ваш звонить больше не будет.
Посмеялись крестьяне:
— Чего с ним станется-то? Махина воно какая!
— Ничего с ним не станется. А только, сами того делать не будете. Каждый раз, когда вам звонить в него вздумается, будет зима на вашем селе лютая, каких отродясь в этих краях не бывало. Вот тогда ко мне и прибежите.
Сказал так купец, присвистнул, сел в карету, плешивый на приступочку заскочил и умчались.
Не звонит
Погутарили крестьяне и разошлись по своим делам. Только купец тот, видать, не простой был человек. С тех самых пор, едва только звонарь у колокола за язык потянет, откуда ни возьмись налетает вьюга да стужа, снегу нападает столько, что ни пройти – ни проехать. Раз позвонили, другой, а на третий и перестали на колокольню подыматься, чтоб лишний раз беду на себя не нагонять.
Вот день проходит, другой, третий. И так на селе тоскливо стало, что хоть волком вой. Работа нейдет – урожай не сеется, скотина не кормится, песня удалая не поется. Поняли тогда крестьяне, какое великое горе ихнего брата постигло.
Лето в тоске и печали прошло. Сухое да пыльное. За ним осень дождливая, грязная пришла. В былые годы по осени природа костром багряным горит, теперь точно нюни рассусоленные по дорогам растекаются. Стали крестьяне думать, что делать. Неужто и вправду придется им купцу заезжему подчиниться? Все лучше, чем такая жизнь.
Что делать?
Собрались и так рассудили:
— Не может быть такого, чтобы матушка Природа нас на поругание оставила. Надо совета идти просить у речки Беглянки. Может и подскажет, что путное.
Пошли они к речке. У ней воды шустрые, мутные, ил со дна подымают, камни ворочают. Просят крестьяне:
— Речка-голубушка, ты нашего брата приютила, накормила, на берегах своих поселила, от ига барского спасла, подскажи, как быть нам без колокола?
Вздыбилась речка, воды буйные разбросала по обе стороны:
— Не помощница я вам здесь. Спросите лучше у леса – брата моего старшего совета.
Потопали крестьяне в лес. Говорят ему:
— Лес – батюшка, мы ж к тебе и с добром, и с топором завсегда прийти рады. Не оставь нас на поругание, помоги своим советом мудрым, подскажи, как быть нам без колокола?
Подбоченился лес, птицами ввысь рукава свои встряхнул, откашлялся листвой опавшей:
— Без толку у меня здесь совета просить. Метель и пурга к вам от звона колокольного приходят, вот с зимой и надо разговоры вести.
Пошли крестьяне в чисто поле. Стали зиму кликать. Завыли ветры, серая туча небо закрыла – пришла зима:
— Зачем, — говорит, — люд простой меня звал?
— Так и так, — отвечают ей крестьяне, — навел на нас купец заезжий лихо. Как зазвоним в колокол, налетают твои посыльные – метель да вьюга. Мороз такой лютый стоит, хоть ложись да помирай.
— Э-эх, — говорит зима, — глупый вы крестьянский народ. Сказано не зря — недозрелый умок, что вешний ледок. Вы в колокол-то свой как трезвоните? Сходу на всю звонницу, покуда силушки достает?
— Ага, — говорят крестьяне.
— Не дело это, — говорит зима. Даже кобылу добрую и то во весь опор сразу гонять не положено. А тут колокол пудовый. Его раззвонить надобно, легонько, тихо – и только потом, громко, с душой.
Слушают крестьяне и макушки чешут. Стало быть, знал плешивый, когда купца своего науськивал, что ихний крестьянский брат туг на разуменье. Старинный колокол от своего тугодумья чуть не разладили.
Ну и научила!
Поблагодарили крестьяне зиму, простились с ней ненадолго и в село вернулись. Теперь уж все по уму сделали: колокол раззвонили, до тепла разогрели и только потом ударили благовест. Глядят и чудо – не лютует больше зима. Только тихонько так крадется, ветерком северным стращает. А как настала ее пора, тут уж и разошлась не на шутку. Но рабочему люду ее наветы уже не страшны. У них перезвон есть, с ним и жить радостней, и любая хворь по плечу.
Читать также:
